https://interra.fm/media/programms/mp3/chtivo15.mp3

Это был август. Ещё теплый, но уже со вкусом чего — то не случившегося, а оттого — немножко грустного. На асфальте появились желтые листочки, уже много. И уже догоняет сентябрь, а за ним октябрь, стылый ноябрь... Потом декабрьская кутерьма, январь — фу, февраль, март — уже лучше, правда, снега ещё до колен, апрель люблю за ручьи, в мае у меня аллергия на пыльцу, волшебный июнь, жаркий июль, и вот уже эти грустные желтые листочки.

В тот день я встретился с сокурсниками в летнем кафе. Набрали пива, пиццы, ещё чего — то. Начались разговоры: кто, где и как обретается по жизни.

Заводилу нашей компании звали Джон. Как и большинство из нас, он ни дня не работал по специальности — сразу устроился в милицию. Чем он там занимался, непонятно, но гонору государева служба добавила изрядно.

В институте мы могли пьянствовать ночь напролёт. Да что ночь! Экзамены ходили сдавать, до зрачков полные сухим молдавским вином. И ничего ведь, голова словно хрустальная была. Но теперь всё изменилось — у многих семьи, обязательства. Сначала один отвалил, потом второй, третий... В итоге мы остались вдвоём за столиком.

— А поехали к моей подружке? — предложил он. — Знаешь, какая клёвая девчонка! Посидим, вина попьем...

Я согласился: почему нет? Мы сели в грязную «девяносто девятую» и поехали: с ментовским удостоверением Джон ездил в любом состоянии. По дороге притормозили возле уличного развала, купили огромный астраханский арбуз. А потом ещё раз, у магазина — взяли спиртное.

Подругу звали Марина. Невысокая смуглая брюнетка, крепкая, как гимнастка. У неё оказалось удивительные формы — небольшие, но очень выпуклые. На неё можно было смотреть бесконечно, как на море. Именно такие брюнетки снятся любому подростку, когда просыпаешься, и тебе становится жарко, и сладко ноет внизу живота...

«Повезло Джону...» — сразу мелькнула мысль.

Она мигом собрала на стол. Порезали спелый, крупитчатый арбуз. Я поглядывал на неё и постепенно понимал, что безнадёжно тону в её коричневых глазах. Она тоже на меня смотрела — безо всяких слов было понятно, что между нами что — то заискрило.

После третьей рюмки Джона вдруг переклинило: он озаботился тем, как я без женщины.
— Тебе нужно девчонку, — твердил он. — Снять чисто на вечер.
— Джон, отстань...
— Сейчас тебе любовь по вызову организуем...

Спорить с ним бесполезно: если что — то втемяшилось в голову, выбить не получится. Тут же разыскал газету, нашел объявление «службы досуга».

— Ты проститутку хочешь мне вызвать? — допёр я.
— И оплатить могу, кстати!
— Спасибо... Я сам.
Но Марине идея понравилась.
— А что такого, действительно? — сказала она. — Давай вызовем, правда. Посидим как люди.
И погладила жаркой сухой ладонью — меня словно током ожгло.
— Наверное, ничего... — сдался мгновенно. — Давайте вызовем.
Позвонили. Уставший голос объяснил, что с девочками сегодня цейтнот и осталась одна молодая, неопытная.
— Везите...
Через полчаса в дверь постучали. Это была «мамка» — костлявая тётка с повадками развязной старшеклассницы. Увидела нашу компанию, слегка удивилась.
— Групповухи точно не будет?

Марина звонко рассмеялась, бандерша отмякла. Джон поднёс ей стаканчик, который она махнула легко, как воду. Закусила пластиком колбасы.

— Для кого девка — то?
Джон показал на меня.
— Вот оно чо... — взгляд «мамки» вдруг затуманился. — Один, значит, соколик?
— Один.
— Приведу сейчас тебе подружку. Только рассчитаемся заранее, молодые люди.

Я отсчитал оговоренную сумму, и она зацокала каблуками вниз, к машине. Через минуту вернулась, ведя за руку кудрявую девчушку со взглядом перепуганной лани.

— Смотрите, не обижайте девку!

Мы хором поклялись, что не будем. И действительно, когда бандерша ушла, усадили девушку за водку и арбуз. Выпив стопку, она смешно встряхнула светлыми кудряшками — как овечка. Бе! Бе!

Джон затеял с ней длинный разговор на тему «как она докатилась до такой жизни». Я немножко послушал. История стара как мир: сама из глубинки, приехала поступать, не поступила, но решила остаться в городе до следующей попытки. Может, и наврала, я не знаю.

Градус между тем повышался. Марина то и дело поглядывала на меня, диафрагмой сужая коричневые глаза — я охотно отвечал ей взаимностью.

— Пойдем, — вдруг сказала она, — на балкон покурим.

Через смежную комнату выбрались на балкон. На улице уже сгустилась самая настоящая ночь, свет фонарей чуть цеплял дом, со всех сторон закрытый могучими тополями. Но даже в темноте было заметно, как светятся её глаза.

— Слушай... — начал говорить я, но она вдруг оборвала.
— Молчи!

И запечатала мой рот крепким поцелуем. А в следующее мгновение её тело словно обволокло меня — я жадно обнимал её, целовал жаркие, будто голодные губы. Рванул лёгкое платьице вверх, вошел во влажную тесноту и обморочно замер — от счастья, наверное. Марина прерывисто вздохнула, и я начал двигаться — со всё нарастающим темпом.

За секунду до финала она освободилась от моих объятий, опустилась на колени и взяла в рот всё, что могла дать любовь. Господи, как это было чудесно!

Когда всё кончилось, мы молча вернулись в комнату. Джон по — прежнему что — то втирал девчонке. Я налил себе полный стакан водки, выпил. По затылку сразу что — то мягко стукнуло, примирило с сюрреалистическим сюжетом вокруг.

Часа в два ночи Джон вспомнил, что завтра на работу.
— Всё! — скомандовал он. — Пора спать.

Нам постелили на полу. Я даже не лёг — рухнул на матрас. Девчонка скинула платьице через голову, юркнула под одеяло. Чуть помедлив, осторожно прижалась. Я заметил, что она дрожит.

— Первый раз что ли?
— Да, — отвечает.
— Ложись, — говорю. — Не бойся.

И сразу провалился в бездонную пропасть. Снов не было. Просто чёрно — белое забытье, провал. И вот сразу утро — нас расталкивает хозяйка. Уже накрашенная, собирается на работу.

Кудрявая овечка убежала раньше всех, только каблучки по лестнице простучали. Джон ушёл в ванную комнату, и мы остались вдвоем. Я с усилием взглянул в её глаза — она смотрела на меня так, что мне сразу захотелось водки и опять туда, на балкон. Марина мягко подтолкнула меня к порогу, уже в дверях сунула клочок с нацарапанными цифрами.

Шепнула:
— Звони!
Я наклонился, неловко поцеловал её в шею и вышел.

А потом долго добирался домой, уставший и отвратительно похмельный. Наверное, я слишком много выпил накануне, поскольку проспал весь день. А когда проснулся, в голове остались только эти коричневые глаза и губы — жаркие сочные губы. Нашел смятую бумажку, долго смотрел на неровную череду цифр. Нужно было только позвонить, но что — то меня остановило. Что именно? Я не знаю. Мне казалось, я не должен этого делать.

Бумажку я убрал в шкаф, на полку. Потом несколько раз хотел позвонить Марине, набирал номер, но в итоге делал неизменный отбой. Почему? Я не знаю...

Спустя три года в почтовом ящике обнаружил открытку: Джон и Марина приглашали меня на свадьбу. Я скрипнул зубами. Медленно порвал открытку и, разумеется, никуда не поехал.

С тех пор я очень люблю август: эти жёлтые подвядшие листочки, нежаркое созревшее солнце и арбузы, спелые астраханские арбузы. А ещё я вижу сны, содержание которых не меняется с возрастом. И в пятнадцать, и в тридцать лет снится одно и то же — эта самая девушка, которая никогда не постареет, не предаст, потому что сны никогда не предают...

Странная штука — любовь, да?